ФРЕНЕЛЬ

Детство Френеля. Его учение в Политехнической школе и служба в корпусе путей сообщения. Его отставка за вступление в королевскую армию при Палюде

Огюстен-Жан Френель родился 10 мая 1788 г. в Брольи, близ Бернэ, в той части старой Нормандии, которая ныне принадлежит Эр-скому департаменту. Его отец был архитектором, и по этому званию корпус военных инженеров поручил ему постройку форта Керкевиля, на одном конце шербурского рейда; но революционные смуты заставили его отказаться от работы. Со всем своим семейством он удалился в скромное имение близ Казна, в деревню Матье, известную уже по рождению в ней стихотворца Жана Маро, отца знаменитого Клема-на Маро. Г-жа Френель, из семейства Мериме, также отличившегося в искусствах и словесности, владела счастливыми качествами сердца и ума. Имея основательные и разнообразные сведения, она помогала своему мужу в воспитании своих детей. Успехи старшего сына были быстры и блистательны; Огюстен же учился так медленно, что в семь лет едва умел читать. Это можно бы объяснить слабым сложением ребенка и снисходительностью родителей; но надобно сказать, что он никогда не чувствовал склонности к изучению языков, не любил знаний, основанных на одной памяти, и запоминал только то, что было доказано ясно и убедительно. Итак, надобно согласиться, что предсказатели будущей судьбы детей по школьным успехам не могли бы угадать в Огюстене Френеле одного из отличнейших ученых нашего века. Сверстники и товарищи Френеля понимали его лучше, чем педанты, надутые своей опытностью, и, как обыкновенно, не ошиблись, признав его гениальным. Это название они присудили ему единогласно за опытные исследования об отношении между длиною и калибром бузинных пушек, способных стрелять на самое большое расстояние, и об определении упругости и твердости сухих и сырых деревьев, употребляемых для луков. Тогда молодому физику было только девять лет, и труды его увенчались таким успехом, что игрушки превратились в опасное оружие, и по общему решению отцов подпали строгому запрещению.

В 1801 г. Френель, тринадцати лет от роду, оставил отеческий дом и переселился в Казн со старшим своим братом. Центральная школа этого города, в котором науки всегда пользовались большим почетом, состояла из отличных профессоров. Превосходная математическая лекция Кепо и курс общей грамматики и логики аббата Деларива сообщили молодому ученику ту проницательность и ту правильность суждений, которые впоследствии счастливо управляли его изысканиями в многосложных естественных явлениях. Знания, сообщаемые юношам, принадлежат к числу никогда не забываемых благодеяний, и Френель всегда помнил и уважал своих наставников; высоко ценил он и центральные школы, так что не забыл их в своем плане народного образования, который приготовлял к изданию.

Когда минуло Френелю шестнадцать лет, тогда поступил он в Политехническую школу, через год после своего старшего брата. Слабое его здоровье заставляло думать, что он не перенесет трудов, необходимых для новых учеников этого заведения; но в слабом теле заключались сильная душа и твердая воля, залоги верных успехов. Притом, несравненная ловкость Френеля в черчении помогла ему идти вровень с самыми искусными товарищами и много сокращала его дневные занятия. Один ученый, усердие которого не было ослаблено летами и которого академия считает в числе своих деятельнейших членов, старшиною живущих геометров, занимал тогда должность экзаменатора Политехнической школы. В конкурсе 1804 г. он предложил ученикам одну геометрическую задачу; разрешили ее многие, но решение Френеля обратило на себя особое внимание нашего товарища, потому что люди высших дарований пользуются завидным преимуществом замечать таланты по самым незначительным признакам. Аежандр — невольно сорвалось с моего языка имя достопочтенного ученого — публично поздравил молодого геометра с блестящим успехом. Это поздравление открыло Френелю тайну его достоинств и уничтожило в нем недоверие к собственным его силам, — недоверие весьма вредное, потому что оно не позволяло ему вступить на дорогу открытий.

Из Политехнической школы Френель перешел в школу путей сообщения. Получив там звание инженера, он был отправлен в Вандею, где правительство старалось уничтожить следы наших плачевных раздоров, восстанавливало разрушенное войною, открывало сообщения для оживления страны и полагало основание нового города. Каждый ученик, избравший какую-нибудь службу, с живейшим нетерпением ожидает минуты, с которой начнет он отправление своей должности. В одни сутки весь мир изменяется в его глазах: до сих пор он учился, а теперь действует самобытно; в будущем он видит пред собою все те прошедшие блестящие события, в которых участвовали люди, более других пользовавшиеся благосклонностью судьбы.

Например, почти все инженеры, получив свои дипломы, думают, что они обязаны или соединить океан со Средиземным морем посредством канала, по которому будут плавать корабли до самого центра Франции, или по хребту Альпийских гор провести смелую дорогу, достигающую до страны вечных льдов, и совершенно безопасную для путешественников, или украсить столицу государства легкими, но прочными мостами, с изображениями хитрого резца Давида, или возобновить в Шербурге гигантские работы, уничтожающие разрушительные действия бурных вод и приготовляющие надежные убежища для купеческих судов, или, наконец, способствовать славе государственных эскадр улучшением средств нападения и защиты. Самые скромные из инженеров мечтают об исправлении течения главных рек, об уменьшении их быстроты искусственными преградами и об углублении их фарватера; они мечтают также об удержании подвижных песчаных гор, постепенно покрывающих плодоносные земли и превращающих их в пустыни.

Не смею утверждать, что скромный Френель не предавался таким мечтам предприимчивой молодости; но они скоро исчезли, когда он увидел, что надобно нивелировать дороги, искать поблизости нужные для них материалы, заботиться о выгоднейших средствах, вынимать их из земли, перевозить на шоссе, заравнивать выбоины и колеи, строить мостики на оросительных каналах, чинить плотины, прорванные водою, смотреть за подрядчиками, поверять их счеты и с точностью измерять их работы. Мало поэзии в таких трудах; но они полезны и необходимы, и Френель более семи лет честно занимался ими в Вандее, Дроме и в Иль-и-Вилене. Человек, одаренный высшими способностями, не может не сожалеть о таком скромном употреблении и о невозвратной потере времени; но для Френеля добросовестность была всего дороже, и потому прозаические обязанности инженера путей сообщения он исполнял со строжайшей точностью; сбережение казенных денег считал долгом чести; не скрывал своего презрения к подделывателям ложных счетов, не щадил никого и смело действовал против стачек своих товарищей; для него только тот был товарищем, на кого не падало подозрение в делах бесчестных. Убедившись в корыстолюбии, тихий и ласковый Френель превращался в непреклонного обличителя, несмотря на то, что в наш век потворства строгость его приносила ему много огорчений.

Чисто отвлеченные мнения о политическом устройстве обществ совсем не любопытны для публики; не следовало даже упоминать о них; но мнения Френеля имели большое влияние на его жизнь; нельзя же пропустить их в его биографии.

Френель принадлежал к тем доверчивым людям, которые в 1814 году много ожидали от возвращения Бурбонов; хартию этого года считал он чистосердечной, видел в ней основание истинной свободы, начало политического перерождения и надеялся, что оно без потрясений распространится по всей Европе. Как добрый гражданин, он мечтал, что Франция будет мирно содействовать счастью всех народов. Во время империи великие дни Аустерлица, Иены и Фридланда не радовали его, потому что, по его мнению, они укрепляли деспотизм, угнетавший Францию, и высадка в Канне, в 1815 г., предвещала ему возобновление притеснений гражданской свободы. С такими убеждениями, несмотря на расстроенное здоровье, Френель не мог не присоединиться к южной королевской армии, где он надеялся встретить людей одномыслящих с ним, как надобно заключить из его разговора с начальствующим генералом. «Может быть, — сказал генерал, — ваши начальники заставили вас вступить в армию.» — «Нет, генерал, я советуюсь только с самим собою.» — «Прошу вас говорить со мной откровенно: не боитесь ли, что вам не будут выдавать жалование?» — «Никто не стращал меня этим; я получал жалование исправно.» — «Я должен предупредить вас, что наше дело весьма сомнительно.» — «Я полагаюсь на собственные мои средства; не ожидаю и не желаю никакой награды.» — «Прекрасно, так должен думать и действовать всякий честный роялист. Я одобряю ваши благородные убеждения; положитесь на мое покровительство.» Генерал сдержал свое слово. Допрос, сначала показавшийся Френелю оскорбительным, научил его, что генерал был не новичок в делах подлунного мира и знал по опыту, что во всех партиях много людей скрывают личные выгоды под видом преданности к общей пользе.

Френель жил обыкновенно в Нионе и возвратился туда почти умирающим. Известие о происшествиях в Палюде предупредило его, и чернь — известно, что значит это слово в южных департаментах — встретила его различными оскорблениями. Потом, через несколько дней, императорский комиссар сменил его и отдал под надзор высшей полиции. Не думаю оправдывать такую несправедливость, но должен сказать, что надзор не отличался особенною строгостью; Френелю позволили даже переехать в Париж, и никто там не беспокоил его. Он возобновил знакомства со старыми товарищами и приготовился к ученым исследованиям, о которых думал в провинциальном уединении, где, однако ж, он имел неясные понятия о блестящих открытиях в начале текущего столетия, совершенно преобразовавших оптику.

Назад  |  Оглавление  |  Вперед